Главная » Отзывы » Между небом и морем

Отчет о походе по Крыму по маршруту "Между небом и морем" 08.09-13.09.13 (Марина Таранчук, Минск)

МЕЖДУ МОРЕМ И НЕБОМ, ИЛИ СТО ТЫСЯЧ МИЛЛИОНОВ БУКВ

Поход по Крыму "Между морем и небом"

Напишу, пожалуй, прямо сейчас, в блокнотике, сидя в поезде; поезд имеет такое свойство перезагрузки, переноса из одного контекста пространства-времени в другой, ощущения размазываются и остаются где-то там. Впрочем, два странных дня в Севастополе уже внесли свой элемент сумбура.
Фотоаппарат остался где-то в рюкзаке, так что положусь на ощущения, не связанные фотоконспектом или чем-то ещё.
Напишу всё как есть, без оглядки на производимое впечатление; возможно, переписывая это в пост, я буду чувствовать себя неловко (на самом деле да — прим. ред.)

...Ну то есть это я вначале так думала, что напишу всё в поезде; на самом же деле иногда поезда оказываются даже страньше, чем от них ожидаешь, поэтому суток едва хватило на первые два дня. Ну, значит, продлим путешествие; буду писать в автобусах и метро и не буду заходить в интернет или смотреть фотографии, пока не закончу. Интересный получится эксперимент.

День нулевой. Люди в поезде.

Дорога началась в 9 утра и принесла много удивительных открытий. Так, никогда не могла понять людей, которые садятся в поезд утром и сразу же расстилают постель. Но особенно меня поразила женщина на нижней боковой полке, которая немедленно расстелила постель, разложила на ней свои сумки и долго сидела ногами в проход.
Чуть позже обнаружилось, что так поступают чуть менее чем все.
Каково же было моё удивление, когда мне открылся смысл этих действий! Оказывается, люди расстилают постель, чтобы спать. Серьёзно, они ложатся и целый день пытаются спать. Когда заснуть не удаётся, просто лежат.
Вопрос: что же в таком случае они делают ночью? Ответ: спят.
Я однажды пробовала проспать целые сутки. Это примерно так же сложно, как не есть целые сутки, и уж конечно намного сложнее, чем сутки не спать.
Те, кто не спит, в основном решают судоку (потрясающе бессмысленное занятие), реже сканворды. Моя соседка успела решить несколько десятков судоку.
Немногие читают газеты. Несколько человек в вагоне читали книги.
При этом в поездах с людьми случается странное. В Гомеле к соседке зашла подруга поболтать о жизни на 20 минут; из-за рассеянности проводницы беседа растянулась на полтора часа. Усталую сорокалетнюю женщину ждало увлекательное путешествие от границы автостопом. Кажется, ей было весело.
Запомнилась цитата: "По радио говорят, что зарплату всё повышают и повышают, а на самом деле всё понижают и понижают." Значит, и правда 1984 на дворе.
В поездах с людьми бывает всякое. В два часа ночи с третьей полки сверзился огромный рюкзак и чуть было не пришиб десятилетнего ребёнка. Отец ребёнка не постеснялся в выражениях. Хозяин рюкзака достал нож. Его высадили где-то в районе Харькова.
Наверное, хорошо, что такие люди не попадут в поход.
...Парень с верхней полки сначала читал бумажную книгу, потом, когда выключили свет, сидел напротив и читал у меня с телефона под углом 90 градусов. Когда я легла спать, сидел и смотрел на меня. Я так и не узнала, как его зовут.


День первый. Странные чувства и непредвиденные трудности.

Тяжело стало сразу же, примерно с момента выезда из Симферополя. Долгая дорога в душной, тесной, вонючей машине совершенно вымотала. За окном виднелись далёкие скалы в тумане, которые потом неожиданно оказывались близкими. Удивило обилие аварийных съездов, заставляет задуматься куда сильнее, чем пластиковые букетики на каждом втором столбе.
После бесконечного виляния по серпантину предстоящий пеший подъём казался облегчением. Удивило, что проводник курит. В дальнейшем диссонанс от этого факта только усилился.
Ну что, мы полезли наверх под углом 45 градусов; через 20 метров все стояли и задыхались. За эти 20 метров возникло такое чувство, как будто рюкзак ни на что не давит и ощущается как часть меня, просто я вешу не 60 килограмм, а 80. Позже эта иллюзия пропала.
Идти было тяжело, но несомненно легче, чем ехать. Мы выбрались на открытую площадку, и я впервые увидела невероятную картину леса внизу.
От этого совершенно буквально перехватывает дыхание. Невозможно поверить, что два часа назад мы были вон там, под той красной крышей, на дне бездны, а ещё же кажется, что там внизу равнина до самого моря, а дороги такие извилистые просто для красоты.
В это невозможно поверить и во второй, в пятый, в десятый раз. По пути постоянно приходилось останавливаться и охреневать.
Между прочим, не помню ни одного момента, когда от усталости было бы наплевать на красоту вокруг. Случалось, что не было сил остановиться и оглянуться, или не было времени, но забыть об этом, или привыкнуть, или не обращать внимания не получалось. Ощущение шока от окружающей действительности постоянно висело где-то на фоне.

Ещё где-то в тот же момент я поняла, что под весом рюкзака можно и упасть куда-нибудь мимо горы. На самом деле. Потом ещё не раз врезалось это внезапное чувство, как будто жизнь не игра.
Это не тупо адреналин, нет. Просто... вот когда в последний раз со мной что-либо случалось всерьёз?

Дальше было хуже. Мы карабкались по склону под углом около 60 градусов, без обеда, потому что проводник решил, что перед подъёмом обедать не пристало. Стала болеть спина, потом живот свело от голода. Я была очень зла на Бориса за это бессмысленное и жестокое испытание. В принципе, на такие лишения, тем более без необходимости, я не подписывалась. В какой-то момент я просто не смогла идти дальше от боли и безысходности, понимания (зная свой организм), что до нормального обеда будет только хуже, а хуже уже некуда, а обед неизвестно когда. Нет, еда у меня с собой была; но остановиться страшно, потому что я плетусь в хвосте, группа уже едва виднеется за деревьями, ещё немного, и я просто не найду дороги, я же умею это — потеряться там, где, казалось бы, нет вариантов.
Нашлись всё-таки те, кто заметил мои страдания, так что я решилась остановиться и перекусить, и немного отпустило. Звучит это глупо, но тогда действительно было очень страшно и обидно.
Нужно признать, в общем, за собой эту серьёзную брешь в выживаемости; получается, в случае голода я совершенно теряю всякую волю и самообладание. Я и раньше знала об этом, но до сих пор это не было настолько критично. Правда, всё равно непонятно, как с этим бороться.

Потом мы выбрались на плато, пробежали около километра по ровной земле, вышли к обрыву... Вначале я даже не поняла, что к чему. Море занимает половину поля зрения и сливается с таким же голубым небом, между ними размытый градиент, а горизонта нет, и так в обе стороны, шире, чем можно охватить глазом.
Я не помню ни одной картины, где был бы показан этот эффект: размытая полоска дымки вместо горизонта.
И я так и не знаю, был ли это обман зрения, но было видно, как горизонт изгибается, буквально чуть-чуть, на пару градусов.
Я видела это ещё много раз и не могла понять: может ли это быть оптическим эффектом, вроде того, как пространство изгибается, когда снимаешь панораму из одной точки? Я так и не придумала, как это проверить, хотя сейчас кажется, что несложно.
Но это не передать никаким широкоугольником: вот ты тут стоишь, а земля круглая.

Помню, Боря показал место, где мы поднялись на плато; оно показалось неожиданно далёким. В дальнейшем он часто указывал на дальнюю гору и говорил, что к вечеру мы должны быть там. Поверить в это очень сложно, кажется, что это место бесконечно далеко, и теряется в голубой дымке долина, где мы собираемся обедать.
Позже я поняла, что просто никогда не видела таких расстояний. Я могу пройти 30 или 40 километров за день, но, похоже, никогда не видела километр.
Упражнение: представьте себе километр. Не переводя в минуты пути или другие физические величины, а визуально. Получилось?

К концу дня штаны и кофта были безнадёжно грязными, туфли покрыты грязью и ногти набиты грязью. Впервые прозвучала идея, что, оказывается, можно есть из грязных тарелок и готовить в грязном котле; идея, в общем, не понравилась. За неделю похода я так и не смирилась с ней до конца.

Дальше была холодная ночь на продуваемом всеми ветрами плато, с видом на ночную Ялту в качестве компенсации. Ялта похожа то ли на капитолийскую волчицу, то ли на жар-птицу с раскрытым клювом.
Удивил предстоящий подъём в 6-7 утра. Нет, когда-то я знала, что на свежем воздухе вставать на рассвете легко и приятно, но за последние несколько лет это знание успело затеряться.


День второй. Ай-Петри. Зима близко.

С утра туфли обнаружили себя не предназначенными для таких нагрузок. Тщательно вымываю грязь из ран и иду дальше в босоножках.
Бедные, старые, убитые жизнью, сломанные пополам копеечные босоножки на двухсантиметровой подошве! Фатальные на вид повреждения совсем не повлияли на их ходовые качества. Только вот оказались они не такими уж спортивными, болтались на ноге, и спускаться по неровным каменным ступенькам было особенно неудобно.

Начало чувствоваться колено; решила считать, что это ссадина. Действительно, хуже не становилось.

Ай-Петри впечатлила, конечно. Стоишь на вершине, и кажется, что туча нависает мокрыми нитками в пяти метрах над головой. Головокружительный вид на зубцы, периодически скрываемые туманом; фонтан из облака, внезапно бьющий из отвесной стены; крест на отдельной скале, поставленный, видимо, чтобы морально оправдать существование мостиков к ней... Толпы людей, и маленькие дети с родителями, и семидесятилетняя бабушка, одна и без палочки; кто-то съезжает на троллее с годовалым ребёнком в руках. Туристическая атмосфера почти не портит этого места.
Забежала в абсолютно пустой татарский ресторанчик поесть овощей, получила приглашение остаться на ночлег для всей группы, "а то вдруг непогода настигнет". Было двенадцать часов утра, но и было в этом, как оказалось, рациональное зерно.

Мы шли по асфальту, потом по раскисшей грунтовке, потом по камням; остановились на привал на маленькой площадке над обрывом. Можно взять бутерброд, сесть на край и смотреть на море.
Это очень детское чувство. Я же знаю, как выглядит лес, я видела его из окна пятого этажа; это такая неровная зелёная стена, закрывающая горизонт. Я же видела море, это такая узкая синяя полоска и ещё по ней кораблики плавают на фоне неба, красиво. А когда видишь такое море до середины неба...
Законы физики, геометрии, здравого смысла — всё это перестаёт существовать.

Потом мы долго кружили лесом и наконец спустились в долину с родником, вонючим озером и большим количеством охотников. Выстрелы звучали постоянно и отдавались в горах со всех сторон. Было несколько неуютно.

Дальше была бесконечно долгая и холодная ночь. С вечера палатка намокла от росы, как под дождём. Ночью ударил морозец. Не спасали носки, штаны, куртки, спальник. Катастрофически замерзал нос. Лезли в голову всякие глупости, вроде того, что давно пора было перестать экономить на современном спальнике, и просто удивительно, что я не понимала этого раньше. Заснуть было невозможно, зато начались сны наяву; я закрывала глаза и видела, как через стены палатки проникает свет, открывала глаза, но темнота оставалась прежней. Когда рассвет всё-таки наступил, почти не осталось сил в это поверить.


День третий. Короткий.

С рассветом жить стало веселее; после завтрака даже хватило смелости помыть голову, и жизнь показалась совсем прекрасной и удивительной.
Тогда же я заметила, что практически не испытываю желания помыться. Даже в конце пути это не казалось необходимым. Ещё одна победа над цивилизацией; впрочем, не считая головы, не мыть голову было бы невыносимо.
Дорогу помню смутно, идти было легко и мы быстро пришли к месту ночёвки. Нагрузки не хватало, хотелось пройти ещё столько же. Туфли, правда, были не согласны и расклеились уже в новом месте. Кое-как промыв грязь, просушила и обнаружила новые подозрительные участки. Будь что будет, склеиваю вместе с землёй.
Расположились на месте, сварили красивый компот из терновых ягод, потом начались игры и разговоры...
Где-то тогда я впервые обнаружила, что рядом люди.


День четвёртый. Встреча с цивилизацией. Ильяс-Кая. Цивилизация наносит ответный удар.

Началось с того, что нас внезапно решила покинуть Наташа. Это вызвало некоторый культурный шок, до сих пор мы существовали практически в полной изоляции.

Из сказочно красивого перелеска мы спустились к Форосской церкви, которая внутри оказалась куда менее выразительной, чем снаружи. Впрочем, понравилась икона Магдалины-мироносицы, яркая и живая.
Вид со смотровой площадки не шёл в сравнение с ранее увиденным, крымское мороженое, как всегда, оказалось гораздо вкуснее белорусского (хотя все украинцы утверждают обратное), взгляд в зеркало выявил ужасные вещи. Цивилизации больше не хотелось.
Тем не менее, мы выбрались на шоссе, прошли по галерее Ласпи, здесь впервые стал снова различим горизонт. Добрались до легендарной чебуречной.
Меня, честно говоря, несколько раздражала тяга общественности к легендарной чебуречной. Чувствовался в этом некий привкус дивана и телевизора. Как будто весь путь был проделан ради данной сомнительной точки притяжения.
Чебуречная оказалась фешенебельным рестораном с высокомерными официантками. Мы толпились в проходе и создавали сумятицу. Находиться там было невыносимо. Всё происходящее вызывало глубокий диссонанс и отрицание.
Потом мы полезли вверх по крутому ступенчатому склону, и всё встало на свои места. Сверху ресторан больше не казался частью окружающей реальности. Зелёное море внизу, голубое море-небо вдали... Дыхания не хватает, непонятно, куда поставить руку или ногу, боковой ветер на грани фола — в общем, жить стало намного легче.

К обеду туфли расклеились. Пришлось заливать клеем все видимые отверстия вместе с грязью, ногтями и пальцами.
Ничего не болело — ни колени, ни спина; правда, стоило разуться, и ступни начали болезненно оттаивать, как будто отмороженные. Очень странно, потому что до этого не было вообще никакого дискомфорта. Всё-таки рикеры рулят, правда, при поддержке большого количества суперклея.

А потом мы поднялись на Ильяс-Кая. Как бы это объяснить... по форме она напоминает лежащий клык. Вот, например, Ай-Петри я представляю себе как-то так:

Ну то есть равномерный склон до самого плато, который обрывается условно горизонтальной кромкой.
А Ильяс-Кая, по ощущениям, примерно такая:

Подняться по крутому склону, по серпантинным тропинкам и выступающим камням, не так уж сложно, особенно если не оглядываться ("Вверх, дальше будет круче!" — кричит Борис и несётся вверх, как будто это его личная кая).
И вот ты выбираешься на почти плоскую верхушку, достаточно широкую, чтобы по ней можно было прыгать и бегать вдоль; оборачиваешься, садишься и дальше передвигаешься ползком. Потому что прямо перед тобой полого спускается широкая полоса камня, а потом просто обрывается на пару сотен метров. Кажется, что сейчас ты забудешь про линию горизонта (размытую такую), опрокинешься и покатишься по этому склону, как перекати-поле, вниз, до самого обрыва, и дело даже не в ветре.
А потом можно собраться с духом и дойти до самой вершины, с которой видно вообще всё. Половину окружности занимает море, слившееся с небом и изогнувшееся дугой; остальное — зелёный пятнистый ковёр леса, откуда мы только что поднялись, белые скалы над морем, дальние синие горы и луга.
На самой высокой точке стоит железный крест с надписью "спаси и сохрани" и, возможно, действительно спасает отдельных любителей постоять на вершине мира.

А внизу виден "Храм солнца", челюсть окаменевшего дракона, букет таких же скал-клыков, только маленьких; и это, возможно, даже сильнее, потому что мы же были там внизу и видели, какие они маленькие на самом деле.
Ещё где-то там, на крохотном пятиметровом камешке, загорают оставшиеся внизу товарищи, но смотреть туда стало невыносимо ещё на середине подъёма.

...Дальше мы, помнится, залезли на какой-то шаман-камень, на котором принято обмениваться подарками со случайными прохожими, и забрали оттуда все найденные фрукты и овощи. Без клетчатки на самом деле не очень хорошо. Даже с учётом салатиков во всех двух встреченных кафе, на кашах с непривычки некомфортно.

Потом мы внезапно снова оказались на шоссе и шли по нему, наверное, километра два. Это уже слишком, подумала я. Сразу полезли мысли про работу, политику, интернет...
Интересная штука информационная изоляция. Забавно обнаруживать, что всё происходит и будет происходить совершенно независимо от того, слежу я за этим или нет. Ну и исполнилась давняя мечта пожить в мире без гугла... внезапно оказалось, что в этом мире я не помню полностью ни одной песни, и всё равно расставаться с этим состоянием не хочется. Правда, сейчас, в Минске, оно уже кажется неестественным.

Цивилизация не отпускала и ночью, по асфальтовой дороге рядом с лагерем каждую минуту проезжали машины. Спасались внезапно вкусным ужином и неловкими песнями про вавилон. Будем считать, что все песни про это.


День пятый. Вверх. Узкий путь. Аязьма.

Утро. Крутой подъём на 300 метров. Мне даже понравилось. Уклон возрастал плавно, и лидеры вначале задали хороший темп, а потом не стали его сбавлять, так что в один прекрасный момент я обнаружила, что задыхаюсь, а после никак не могла отдышаться, и приходилось обниматься с каждой встреченной сосной. Зато спина уже не болела, как в первый день, ноги уставали не так уж сильно, вот только сердце никуда не годится.
На подъёме встретили группу бабушек лет 50-60, все с огромными рюкзаками и бодрым видом. Вскоре увидели их на вершине.
А там вид такой, понимаете, на 200 градусов вокруг — море. То есть смотришь вперёд и нигде, даже периферическим зрением, не видишь ничего, кроме моря. Ну и неба, конечно, но кто их там разберёт.

Позже мы вышли на мыс, кажется, Сарыч, и там уже моря хватало на все 270 градусов. То есть можно даже смотреть назад и всё равно видеть море с двух сторон.
Ещё можно увидеть не только мыс Фиолент, но и море за мысом. И горизонт за ним. Земля, знаете ли, круглая.

Затерянный мир оказался не таким уж затерянным; судя по всему, в него возят экскурсии из Севастополя (почему не из Балаклавы, это же ближе? Но такую рекламу я видела именно в Севастополе).

А потом началась жесть. Мы неожиданно обнаружили себя на склоне горы, на узком сыпучем наклонном серпантине. Серпантин совершенно бесконечный, мы шли по нему два или три часа, причём то вверх, то вниз, а я ещё и не помнила, куда мы в итоге собираемся попасть — на гору или в долину. Постоянно казалось, что он вот-вот закончится, но за поворотом тропинка продолжалась в том же духе.
Тропа очень узкая, на ней нельзя обогнать, нельзя остановиться передохнуть или попить. Неизвестно, сколько ещё это будет продолжаться, и неизвестно, какие сюрпризы поджидают за очередным поворотом. И никак не удаётся вспомнить, когда бы проводник предупреждал нас о предстоящих трудностях; впрочем, я вполне могла упустить этот момент.
Там, конечно, очень красиво, постоянное море слева и весёлые сосны на склоне справа, душистый воздух от сосен и можжевельников... Но блин, очень страшно. Слева склон, по которому я если и не скачусь до самого моря, то непременно ударюсь обо что-нибудь головой, а потом ещё как-то выбираться с рюкзаком. Справа склон с частыми камнями и мелкими ёлками, на который тоже не слишком хочется падать. Тропа осыпается, и ноги всё время соскальзывают. А ещё же сзади кто-то постоянно в рюкзак дышит...
Вообще нервы, похоже, у многих начали сдавать; я поняла это, когда Катя начала петь. Кажется, с таким настроением принято идти в последний бой.
У меня же застряла в голове песня Высоцкого, почему-то про нагайскую бухту. Самое обидное, что помню я из неё две строчки.

В какой-то момент пришлось перебираться через неловко торчащий кусок скалы. С рюкзаком, да. Проблема с рюкзаком, помимо баланса, в том, что его габаритов как бы не чувствуешь, а они есть. Вот и встаёт такой внезапный выбор без выбора: рисковать свалиться или рисковать застрять.

Не помню, как мы в итоге выбрались к роднику. У родника оказалось неожиданно людно. Ощущалась атмосфера всеобщего братства и понимания: из разных уголков леса выходили группы людей с большими рюкзаками, и все были в лёгком шоке от такого количества новых лиц вокруг.

Оставалось каких-то двести метров до моря, правда, по вертикали... А место безумно красивое, повсюду только скалы и сосны, и море вдали, и палатки повсюду, и скалы спускаются ступеньками, и дыхание перехватывает оттого, что можно поставить палатку на обрыве, утром проснуться и увидеть эти нереальные сосны.
А мы спустились почти к самому морю; пришлось погнуть несколько колышков о скальную породу, но бессмысленное упорство иногда вознаграждается, и голыми руками удалось воткнуть до конца почти все.
Познакомились с местным торчком. Забавный, прямо как из анекдотов.

Очень странно видеть море так близко, с высоты десяти метров, чувствовать его запах, слышать шум волн. Прижилось уже ощущение моря как чего-то далёкого и беспредельного.
И вот спускаешься ты по почти отвесной скале с заботливо протянутой верёвкой, а там пляж каменистый, и сосны сверху нависают, и скалы повсюду, и закат такой невероятный. (блин, извините за гришковец-стайл — прим. ред.) Снимаешь обувь, а камни твёрдые и острые. Подходишь к морю, а оно холодное. И вот стоишь так на пяточках, смотришь на закат...

Море очень вкусное. Чистый, насыщенный вкус йода, что удивительно, я же с детства помню, какое оно мерзкое. Ещё я помню, какое оно грязное, а тут вода абсолютно прозрачная, и если надеть подводные очки, можно будет видеть на несколько метров в глубину. Вот что я забыла, так это насколько легче держаться в солёной воде, хотя и недостаточно, чтобы не бояться глубины.
Классно лежать на большом камне и болтаться в волнах, дожидаясь, пока море само вынесет на берег.

Вечер вышел какой-то скомканный и быстро закончился. Говорили о ерунде или вроде о важном, но не о том, о чём хотелось поговорить. В принципе, редко бывает иначе.

Хорошо засыпать в палатке под шум волн, которые совсем рядом, и музыку с фестиваля, который далеко.


День шестой. Море волнуется раз. Потеряли проводника. Переключение.

Не иметь планов на ближайшее будущее — поначалу это кажется забавным. Наличие палатки дополнительно усиливает ощущение свободы. Это толкает на странные поступки.
Не знаю, решился ли кто-то из сомневающихся реально воспользоваться этой свободой. У меня же планы были, хотя и не слишком отчётливые.

Около десяти утра мы покинули райское место с романтичным названием "жопа" на небольшой моторной лодке.
Плыть по волнам прикольно. Болтает вверх и вниз, как на американских горках, и рядом видно, как другой такой же ялик роет носом волну. Волны такой высоты, что пару раз удалось увидеть их на просвет, как на картине "Девятый вал". В воде, если присмотреться, толпы медуз. Воздух чистый и свежий.
Раньше я считала, что на море меня не укачивает. Пожалуй, это всё-таки не совсем верно.
Бухта Балаклавы вся заполнена шикарными дворцами в итальянском стиле и дикой бензиновой вонью от сотен лодок. После моря особенно убивает. Странно, что кто-то хочет жить в этих особняках, неужели вид на яхты стоит того?

Пообедали. Доехали на вонючей маршрутке до Севастополя. Попрощались, остались вчетвером. Доехали на вонючей маршрутке до Херсонеса. Пробежались с рюкзаками по Херсонесу; кажется, в детстве он был круче. На двух вонючих маршрутках доехали до центра. Город не понравился.

...После всего пройденного хочется выходить из зоны комфорта, пробовать что-то новое. Мы пили вино во дворе жилого дома среди бела дня и закусывали арбузом. Было смешно.
Ира тогда сказала, что следующим летом пойдёт по тому же маршруту. Я, положим, знаю, что в одну реку нельзя войти дважды, но в чём-то она права.

Дошли до вокзала, посадили Иру на поезд...
Дальше мы вели себя, не побоюсь этого слова, как дебилы. Болезненно тянуло на природу, к морю. Мы понадеялись на найденный Яриком дом на Фиоленте. Из возможных вариантов выбрали такую комбинацию вонючих маршруток, что дорога заняла больше часа. Да, у нас была карта.
На Фиоленте оказалось холодно, ветрено, неживописно, людей не было видно и морем не пахло. Домик оказался недостроенный, частично без света, а во дворе работала какая-то тарахтелка. Любви к природе поубавилось. Вспомнили про намеченный ранее хостел и поехали обратно на такси.
Серьёзно, непросто отвыкнуть от того, что тебя ведут.
Упражнение: подумайте об этом.

Хостел расположился в аутентичном дворике в самом центре. Внутри оказалось чисто и уютно, на балконе сушилось бельё, из комнат выглядывали люди.
И тут нас накрыло дичайшее желание жить. Мы начали суетиться, знакомиться с соседями, наперебой рассказывать каждому встречному, кто мы и что с нами случилось. С боем поделили койки. Не пустили Серёгу в душ. С новым знакомым Германом отправились в паб, и всё заверте...

Знакомиться с людьми не так легко, как может показаться. Нельзя просто так приехать в город потусить, поселиться в хостеле и найти новых друзей. Но нужно принести что-то с собой, быть с чем-то, иметь свою историю. Иначе эта магия не сработает.
Нужно всегда быть готовым ответить на вопрос: зачем я здесь?

...Вечер был фееричен. Мы играли в настольный футбол в пабе, пели песни на набережной, потом Ксюшу засосало потоком музыки в бар с рисунками в стиле yellow submarine на фасаде (только потом до меня дошло, что он называется Ringo Star), а меня вынесло оттуда потоком басов... В общем, мы вели себя примерно так, как и положено себя вести в курортном городе маленькой интернациональной компании случайных людей. (штамп, но это важное замечание — прим. ред.) Было круто.
Вернулись в хостел уже ночью. Душ оказался не горячим, а контрастным, а потом и вовсе превратился в холодный; не то чтобы у меня была такая давняя затаённая мечта, но стало несколько обидно. У меня обнаружилась внезапно неплохая причёска. Не выдержала и постирала особо грязный рукав куртки, в городе с ним было уже неловко.


День седьмой. Пути разошлись. В поисках красоты.

Утро было странным и началось часов в десять, а не в семь, как обычно. Дальнейшие планы были неясны.
Мир всегда теснее, чем кажется; соседом по комнате оказался парень, который собирался в поход и, кажется, попал бы в группу Бориса, если бы тот не поменялся с кем-то маршрутами.

...Ксения решила, что ей нужно вернуться к друзьям на Айя (потом звонила и рассказывала, каких трудов и рисков это стоило, но я почти ничего не поняла); Сергей собирался посмотреть панораму и вечером уехать в Ялту. Мне же деваться было некуда до следующего утра, решительно не хотелось видеть ничего военного, Аязьма была слишком далеко, а на Фиоленте нам уже не понравилось. Хотелось красоты.
Сходила в художественный музей; против ожиданий, там почти не было Айвазовского, да и вообще оказалось мало интересного. Зато красота нашлась на выходе из музея, в ряду местных художников.

Зовут этого художника Владимир Преображенский, и он невероятный. Жаль, что фотографии не передают почти ничего, и среди них нет тех самых картин, но тогда я почти почувствовала себя снова на Айя, среди скал и пушистых сосен... Я не уверена, но мне показалось, что он даже круче Айвазовского.


Потом я нигде не могла найти достаточно красивый магнитик; решила, что неприлично ходить по городу без серёжек, и купила пару ни к чему не подходящих; съездила на получасовую экскурсию по бухтам, но показали там только военные корабли.
Зашла в аквариум. Там оказалось действительно красиво — тучи живых разноцветных рыбок, талантливо подобранные декорации; вот только жаль было метровую черепаху в двухметровом аквариуме.

Впечатлили местные традиции дорожного движения. Пешеходы принципиально перебегают дорогу в первом попавшемся месте, в том числе на повороте, на крутом спуске и в десяти метрах от перехода. Водители, естественно, и не думают тормозить.
Когда я вышла на переход и ждала, пока машины меня пропустят, местные жители посчитали моё поведение небезопасным.

Всё-таки хотелось природы. Я нашла на карте самый обрывистый берег, где-то в том же районе был обозначен пляж. Долго бродила туда-сюда по улочкам и лесенкам, пытаясь ориентироваться по рекламной карте, и в конце концов действительно нашла крохотный пляж, в целом даже чем-то похожий на пляж в Аязьме, если не считать куч мусора повсюду. Море было мутное и пахло не так.

Погуляла ещё немного по центру, чувствуя себя несколько потерянно. Город поддерживал плакатами на каждом втором столбе.

Купила продуктов в дорогу и неожиданно обнаружила, что закончились деньги; не хватало даже на электричку. Как раз в этот момент закрывались все обменники.
В конце дня ноги заметно болели. Вряд ли я успела находить даже 10 километров.

Люди в хостеле были приветливы, угостили водкой; потом все вместе пошли пить пиво, но было уже не так. Что, в принципе, подтверждает ранее приведённый тезис: без этого дня в Севастополе вполне можно было бы обойтись.


Дорога

Утром нашла на кухне нечаянный подарок от Ксюши — забытый пакетик лимонника.
По пути на вокзал вспомнила, что собиралась ещё покататься на колесе обозрения, и поймала себя на мысли "когда в следующий раз буду здесь".
В электричке открывалось, кажется, одно окно во всём вагоне, что компенсировалось добротными щелями в рамах.
Впечатляет инженерная сложность этой одноколейки, чуть менее чем полностью состоящей из тоннелей, мостов и проломов в скале.
За два часа электричка опоздала на десять минут. Объявили, что соседняя из Евпатории опаздывает на час.
Оставшиеся 40 минут бегала вокруг вокзала и искала, где купить вина. Разумеется, чуть не опоздала на поезд. Парень уступил очередь со словами "Клёво, и я так опаздывал".

...Поезд, как известно, штука несколько вневременная; говорят, в поездах нет утра и вечера, а есть лишь дорога.
Соседи неожиданно оказались интересными людьми. Он — self-made man, в 35 лет бросивший работу на заводе, чтобы стать фотографом, она — руководитель детского театра, и, кажется, оба действительно увлечены своим делом.
Раньше я никогда не пробовала разговаривать с людьми в поезде, а тут даже удалось произвести какое-то впечатление.
Соседи угостили внезапно вкусной водкой. Действительно, в Беларуси такую не найти.
За ночь проявилась особо противная форма простуды. Организм вернулся в штатный режим.
Поезд опоздал на полчаса, как и по дороге туда. Правда, первый шёл 25 часов, а этот 27.

Дома из рюкзака выпало засохшее нечто. Неизвестное растение? Половина дохлой сколопендры? Не хочу знать.